Пишу сейчас недостающие сцены к "Визиту", а сюда положу пока что отрывок - пусть лежит. Буду рада всем, кто захочет со мной про него поговорить.
Визит. Отрывок из романа.
***
В «Чумазом Гусенке» понемногу становилось людно. Рабочий день подходил к концу. На вечер, как почти всегда по будням, намечался очередной концерт, и разноцветные нитки бус, которыми был занавешен вход, то и дело расходились в стороны – сначала треск пластика был слышен, но постепенно почти все столики заполнились, и «Гусенок» начал издавать равномерный гул.
Три часа назад, когда Стефан уже поднялся было, чтобы идти к своему скутеру, на табло его коммуникатора высветилось: «Он отказался. Прости». Майкл, как обычно, не тратил эфирное время на экивоки. Впрочем, хорошо, что успел предупредить, и на том спасибо. Было бы гораздо хуже, если бы пришлось уходить от закрытой двери «временной резиденции господина Джулиани».
Стефан пожал плечами и заказал еще один бокал лимонада. Теперь торопиться было уже совершенно некуда. Ни Ларр, ни Магда не жаждут проводить время в его обществе, а Джек… Ему еще нужно как-то все это объяснить. Но, пожалуй, пока мальчик под наблюдением и не пришел в себя, с объяснениями можно и подождать. Святые Целители, мог ли я подумать, что окажусь в настолько безвыходном положении?
Он сидел, подперев рукой голову, и старался не думать о случившемся. Разумеется, это не получалось, и картинки, одна другой ярче, вспыхивали и гасли перед глазами.
***
- Маэстро, salve! У меня получилось, правда! Можно, я покажу Вам? Ой. Простите. Вы же только что с дороги… - мальчик в коротковатой, заплатанной рясе смутился, покраснел и осторожно прислонил лютню к холодной монастырской стене. – Я сейчас!
Он исчез быстрее, чем Маэстро успел поднять руку в протестующем жесте, и вскоре появился снова, с дымящейся миской и ломтем хлеба в руках.
- Брат Франсис просил сказать, когда Вы придете, он для Вас нарочно котел с углей не снимает, говорит: «На болотах сейчас така сырость, до печенок пробирает, пущай хоть горячего похлебает». Тяжелый день, Маэстро?
Стефан взял миску из рук мальчика. И чуть не выронил – она действительно обжигала руки.
- Все хорошо, Киприан. Но как ты это тащил, puer*? Горячо ведь.
Мальчик посмотрел на него, улыбаясь:
- Если представить, что оно холодное – то не так горячо. Вы ешьте, пожалуйста, сейчас правда холодно. Или, хотите, я отнесу ужин к Вам в келью?
Стефан покачал головой:
- Не стоит, дружок. Посиди со мной. Как обстоят дела в Лоншане?
Не заставляя себя упрашивать, мальчик примостился на шатком бочонке возле лавки, на которой устроился с миской Маэстро.
- У нас новый брат. И у него хорошая, твердая рука. Он умеет прекрасные рубрики. Я иногда приношу ему краски, он разрешает мне бывать в скриптории. А недавно он дал мне пергамент и стилос.
- О, ты решил стать переписчиком? А как зовут этого нового брата? – Стефан отвлекся от похлебки, коротко взглянув на Киприана. Ревность полоснула внезапно, и он поразился, насколько легко оказалось вывести его из благодушного созерцательного настроения. «Новый брат». Ну, что же, грамотность, по их временам, это верный кусок хлеба. Не в монастыре же Киприану век коротать – слишком живой он мальчик, слишком пытливый у него ум, слишком…
«Слишком хорош он для тринадцатого века, признай это, Стефан» - раздался в ушах Маэстро знакомый каркающий голос Майкла – его давнего друга и оппонента по прогрессорским вопросам. Он мотнул головой. Мы не можем вмешиваться, мы лишь наблюдатели, я не имею права, наконец.
«Он тебе давно по душе, Стефан» - продолжил тот же голос. – «Скажи это хотя бы самому себе…»
Нет. Ни за что. Он мотнул головой, сделал вид, что полностью занят своей похлебкой.
- Я не знаю, Маэстро, - пожал плечами Киприан, отвечая на его вопрос. – Мне нравится каллиграфия. Я люблю рисовать рубрики. Только он… Брат Жильбер, - вспыхнув, быстро поправился он, смешался и замолчал.
- Тебе не нравится брат Жильбер, puer*? – спокойно уточнил Стефан, стараясь унять непривычную радость. Так, похоже, дела заходят слишком далеко, соберись, Стефан.
Киприан молчал, поддевая носком ноги расшатавшийся булыжник мощеной дорожки. Долго молчал. Стефан успел доесть почти весь свой ужин и теперь терпеливо ждал. Наконец мальчик вскинул голову, решившись. И Стефан в очередной раз поразился – редко когда встретишь настолько синий цвет глаз. А ведь не блондин, откуда же тут, во Франции, такое непривычное сочетание? Он довольно смуглый, но, возможно, это всего лишь загар. А еще он иногда вставляет в речь итальянские слова. Отец Бенволио не помнит, кто и когда принес им ребенка… Впрочем, неважно. Итак, переписчики. И этот новый брат. Жильбер? Старомодное имя. Поди, глубокий старец, пришел из другой обители, которая распалась, может, из Авиньонета.
- Это грех, Маэстро. Нельзя злословить других. Господь не велит. И отец Бенволио. И брат Жильбер – лишь орудие в mani… В руце Его, поправился Киприан, так и не признавшись ни в чем.
О том, что на самом деле творилось в башне скриптория, Стефан узнал много позже.
***
Дверь скриптория была приоткрыта. Самую малость.
Ровно настолько, чтобы шедший по ступенькам мальчик смог заметить щель и засунуть в нее любопытный нос.
Никого. Вот это удача! Главный переписчик, брат Жильбер, к которому его недавно назначили подмастерьем, похоже, не здесь, и наконец-то будет можно посмотреть, что за книги прячутся в невзрачном ящике за его пультом.
Оставив на ступеньке ведро с водой (мыть полы в обители входило в ежедневные обязанности Киприана), мальчик юркнул внутрь, даже не потревожив скрипучих дверных петель.
Сколько же у брата Жильбера книг для копирования! С чего бы начать? Он, спеша и оглядываясь, брал одну книгу за другой, вновь откладывал – слишком много картинок, непонятный почерк переписчика, греческий язык, я на нем не читаю быстро. Писание, толкование, святые отцы, литургические каноны… А это что? Короткие фразы, ритм… Песнопения? Не похоже. Картинки не духовные. И они заканчиваются… похоже. Это можно петь, и оно на вкус, как спелая земляника, а не как простой хлеб. Разве книги бывают… Такие?
Он осторожно провел рукой по кожаному переплету. Поднес книгу к свету:
Codex – значилось на титуле. Второе слово начиналось с пузатого B, а дальше было не видно. Ладно, посмотрим, что за кодекс, обычно всякие правила читать легко.
Киприан влез коленками на лавку и зачарованно принялся расшифровывать не всегда понятные, но такие притягательные значки – то на латыни, временами на местном диалекте Лоншана, изредка – почти неизвестные, наверное, германские.
Книга была совершенно не похожа на размеренные, торжественные цепочки слов, которые приходилось распутывать в текстах Священных Писаний – хорошо, что место Киприана на хорах как раз рядом с отцом Бенволио, и, когда он читает, страницу видно. Можно ее положить в память про запас, а потом, когда выдастся свободная минутка, - вспомнить и подумать про смысл. А эти слова прыгали по странице, как блохи по монастырскому приблудному псу. Прыгали парами, неуловимо похожие, и очень разные. И от этих коротких скачек становилось то жутко, то смешно.
O Fortuna
velut luna
statu variabilis,
semper crescis
aut decrescis;
vita detestabilis
nunc obdurat
et tunc curat
ludo mentis aciem,
egestatem,
potestatem
dissolvit ut glaciem.
Sors immanis
et inanis,
rota tu volubilis,
status malus,
vana salus
semper dissolubilis,
obumbrata
et velata
michi quoque niteris;
nunc per ludum
dorsum nudum
fero tui sceleris.
Sors salutis
et virtutis
michi nunc contraria,
est affectus
et defectus
semper in angaria.
Hac in hora
sine mora
corde pulsum tangite;
quod per sortem
sternit fortem,
mecum omnes plangite!
O, Фортуна,
словно луна
ты изменчива,
всегда создавая
или уничтожая;
ты нарушаешь движение жизни,
то угнетаешь,
то возносишь,
и разум не в силах постичь тебя;
что бедность,
что власть —
всё зыбко, подобно льду.
Судьба чудовищна
и пуста,
уже с рождения запущено колесо
невзгод и болезней,
благосостояние тщетно
и не приводит ни к чему,
судьба следует по пятам
тайно и неусыпно
за каждым, как чума;
но не задумываясь
я поворачиваюсь незащищённой спиной
к твоему злу.
И в здоровье,
и в делах
судьба всегда против меня,
потрясая
и разрушая,
всегда ожидая своего часа.
В этот час,
не давая опомниться,
зазвенят страшные струны;
ими опутан
и сжат каждый,
и каждый плачет со мной!
«Nunc per ludum dorsum nudum fero tui sceleris», - зачарованно прошептал Киприан, по давней привычке запоминая страницу за страницей «про запас». Так… тоже можно? Книга дышала совсем иной, грубой и страшной силой. Или… Жизнью? Той, которая бурлила за стенами монастыря?
Он снова припал к коротким, четким, прыгающим строчкам, отдался их незатейливому ритму. Бедный лебедь! Как же его так поджарили? А как сильно страдает девушка без своего возлюбленного, и как нежно он ее утешает! А до чего жалко того беднягу, который погорел от любви, наверное, свечку всю ночь не гасил, вот и поплатился…
Увлекшись, мальчик не расслышал ни звука льющейся по ступеням воды и катящегося ведра, ни короткого, вполне мирского, возгласа, и только пронзительный скрип дверных петель заставил его вздрогнуть и отскочить от книги.
В дверях, уперев руки в тощие бока, стоял хранитель скриптория, брат Жильбер. И его тяжелое дыхание не предвещало ровным счетом ничего доброго.
Мальчик закусил губу и тихо соскользнул с лавки. Бежать было некуда, - брат Жильбер стоял как раз у выхода из скриптория. Вздохнув, Киприан привычно потянул через голову коричневый шаперон. Вместо страха в нем пузырилась и пела какая-то непонятная радость. Его наставник на своего подопечного не смотрел – был слишком занят вывязыванием дополнительных узлов на белой веревке, заменяющей францисканцам пояс. Когда все «поясное вервие» покрылось круглыми выступами, брат Жильбер, не говоря ни слова, взял мальчишку за плечо и швырнул обратно на лавку. Киприан больно стукнулся губой, но подавил крик. Чем тише, тем скорее все закончится. Он подложил под голову руку – так удобнее закусить запястье, если станет совсем невмоготу. Перед глазами возникла страница только что прочитанной книги: «Sors immanis et inanis…» И эти слова помогли не издать ни звука, когда раздался рассекающий воздух свист.
***
Вылазка выдалась слишком напряженной. Стефан устало брел по двору монастыря, предвкушая долгожданный отдых. Прилечь, вытянуть натруженные долгой дорогой ноги… Хорошо, что в деревне перекусил – утренняя трапеза уже завершилась, начался час положенного отдыха, вокруг ни души, и тихо. Позвольте… Но что это?
Он остановился и прислушался. Из открытого по случаю летней жары окна скриптория доносился ритмичный свист и стук. Несколько секунд Стефан старался уверить себя, что вряд ли слышит то, что слышит. А потом, не разбирая пути, бросился в скрипторий – как был, в запыленной с дороги рясе и с котомкой лекаря в руке.
Ступеньки скользили, держаться приходилось крепко. Кто и зачем разлил здесь столько воды? Но даже если мальчишки пошалили - это ведь не то преступление, за которое… Он рванул на себя тяжелую скрипучую дверь и застыл на пороге.
Высокий монах хлестал веревкой с крупными узлами кого-то очень худенького и небольшого, лежащего ничком на скамье скриптория. Рядом валялась груда тряпок, а на пульте виднелась открытая книга.
Стефан почувствовал, как внутри разгорается небывалый гнев. Он коротко выдохнул и сделал шаг. Через мгновение, очнувшись, увидел ошалевшие от ужаса глаза монаха, свои пальцы, сжимающие узловатую веревку, и – краем глаза – безвольно свисшую с лавки руку. Отшвырнув в угол незадачливого воспитателя вместе с его грязно-белой «дисциплиной», Стефан подбежал к лавке, склонился над мальчишкой. Хвала Целителям, живой, просто обморок. Сейчас, дружок, позволь мне только…
Мальчик вздохнул прерывисто и поднял голову. Стефан увидел разбитую губу, помянул про себя все известные ему нечистые силы и хрипло бросил в пространство: «Satis»*.
Монах исчез быстрее, чем Стефан мог предположить – только скрипнули кошачьим мявом дверные петли. Не тратя времени на маскировку, «маэстро Крейл» развязал мешок и вынул флягу с обезболивателем. Посмотрел на мальчика, покачал головой и убрал обратно. Взамен достал из мешка шприц и спиртовую салфетку. Усилием воли подавил желание немедленно догнать того, кто... Все тело мальчишки было покрыто свежими рубцами, кое-где на просеченной коже проступала кровь. Морщась, Стефан ввел обезболивающее в смуглую руку. Мальчик даже не пикнул – впрочем, что ему сейчас этот комариный укус.
Как следует пропитав еще одну салфетку комбинированным препаратом, Стефан легко провел ей по израненной спине. Это уберет воспаление и отек.
Он осторожно погладил Киприана по щеке, попутно вспоминая один давний спецсеминар по техникам Сопределья, связанными с тканевой терапией, или «тканевкой». А это что за след? Святые Целители…
Плечи Киприана затряслись. Быстро растирая ладони – начинать сеанс «тканевки» полагалось теплыми руками - Стефан склонился над ним:
- Тшшш, мальчик. Сейчас.
Против всякой логики с лавки раздался… смешок. А потом глухо донеслось:
«Fortune plango vulnera
stillantibus ocellis
quod sua michi munera
subtrahit rebellis.» -
(Я оплакиваю раны, нанесённые Судьбой,
и глаза мои залиты слезами,
она делает дары живущим,
но меня упрямо обходит.)
Так вот что он читал. «Кармина Бурана», знаменитый и предельно светский опус Средневековья, который переписчики нередко прятали среди благочестивых уставных писаний. Даже запомнил пару строчек, надо же. Неудивительно, что так рассердился его патрон. Стефан положил пальцы на первый кровоподтек, озабоченно рассматривая мальчишку. Только бы не сорвался. Еще не хватало истерики. Но Киприан повернул голову, и на Стефана глянули ясные синие глаза – в слипшихся мокрых ресницах.
- Это была очень интересная книжка, - сообщил он «Маэстро Крейлу» как ни в чем не бывало. – Но, кажется, я понял, почему брат Жильбер так рассердился. Она не про жизнь в монастыре. И он, по-моему, хочет обратно. Но ему и от нас-то нельзя, он же… свободен, как птица*, как fra Lorenzo… брат Лоренц говорит, – он опять нелогично хихикнул. – И за него presa… цена назначена, нельзя ему от нас никуда.
Все ясно, и на него действует побочка нашего обезболивателя, веселится дитя. А что там за болтовня про тюрьму? И откуда эти итальянские оговорки?
Стефан осторожно переместил руки на следующий участок кожи. Как вовремя вспомнилось действенное средство… И как бы невзначай поинтересовался:
- А что значит «свободен, как птица»? А если брат Жильбер свободен – почему за него назначена цена, и почему ему нельзя лететь, куда вздумает?
«Пусть бы летел птицей, куда хочет, только бы подальше от тебя, малыш», - пролетела мысль, изумившая самого Стефана. Киприан удивленно посмотрел на чужеземца, не разбирающегося в простых вещах.
- Он же не наш. Он из премонстрантов, а к нам с год как перешел. Если узнают, что он у нас – его за смену ордена в тюрьму посадят, и очень долго там продержат. Только отец Бенволио не позволяет об этом…
Ой… Маэстро, но Вы же…
Теперь он смотрел на Стефана моляще. Прогрессор покачал головой:
- Я – гость вашего монастыря, мальчик. Не беспокойся. Я не выдаю чужие тайны.
Светлая, коротко стриженная голова опять улеглась на сложенные под щекой руки, и с лавки раздался облегченный вздох, а за ним – тихое хихиканье.
- Спасибо, Маэстро. Но как там пел зажаренный гусь!
- Лебедь? – на всякий случай уточнил Стефан, завершая сеанс. На теле Киприана теперь оставались лишь легкие, полузаметные, быстро зеленеющие полоски. Вот только рука… Он решительно взял мальчика за запястье:
- А это?
- Это я сам, - неохотно пояснил мальчик. - Отвлекает, когда брат Жильбер сильно сердится. У них там целая наука, кого и как наказывать, у премонстрантов. Только он увлекается иногда, а если кричать… В общем, лучше не надо.
Он поднялся и потянулся за своей одеждой. А Стефан вдруг поймал себя на том, что повторяет про себя таблицу умножения. На девять. И, кажется, уже не в первый раз. Когда мальчик привел в себя в порядок, поманил его – поди сюда. Взял поудобнее маленькую узкую кисть, снова протер салфеткой место укуса, положил пальцы на сухую теперь рану. И, когда края стянулись, а вместо ранки появился маленький полумесяц, не стал убирать руку. Юный пациент сносил все его «колдования» стоически, глядя перед собой ничего не видящим взглядом, как будто не на привычные пульты и лавки скриптория смотрел, а то ли внутрь себя, то ли куда-то далеко-далеко. Шевелил губами и улыбался какому-то своему счастью. Поглаживая пальцы Киприана, Стефан спросил, как бы вскользь:
- И часто брат Жильбер… сильно сердится на тебя?
- Не особенно, - махнул свободной рукой мальчик, шаря глазами по полу. - Я сегодня сам виноват – нужно было дождаться вечера, я же не знал, что он после утренней трапезы вместо отдыха в скрипторий придет.
Стефан еще раз подумал о том, что средневековье – все же очень далекое от него время. Как можно болтать и смеяться после…
Киприан тем временем соскользнул с лавки и принялся рассматривать все закоулки скриптория.
- А что ты ищешь, дружок?
- Веревку, - вздохнул мальчик, залезая под один из пультов. – О, вот она! Узлы надо развязать, так брат Жильбер велит всякий раз. А, сегодня это будет несложно, кажется, раньше он их сильнее затяг…
Чуть не вышибив дверь, Стефан выскочил из скриптория и прогрохотал вниз по лестнице. Может, брат Жильбер и впрямь свободен, как птица. Но на любую птичку отыщется свой силок.
В скриптории тем временем босоногий худенький мальчик, стоя коленями на лавке, развязывал затянутые на поясной веревке францисканца лишние узлы. В работе участвовали только его пальцы – мальчик был поглощен чтением. В самом деле, не терять же такую прекрасную возможность – брат Жильбер теперь уж точно не скоро вернется, Маэстро ведь его искать побежал. Странно, чего он так переполошился, ну, попало, так думать же надо было. Веревку развязать можно и не глядя, дело-то привычное. А всем прочим вход в скрипторий все равно заказан.
«Qui nos rodunt confundantur
et cum iustis non scribantur.»
(«Но тех, кто клевещет, они могут проклясть,
и их имена уже не попадут в книгу праведников.»)
- он озабоченно сдвинул брови, размышляя. Нет, он же не клеветал. Какой прыгучий ритм! И так легко запоминается. Кодекс Б… А вот интересно, каков же тогда Кодекс А?
***
Вспомнить о своей первой встрече с братом Жильбером сэр Стефан не успел – браслет вдруг выдал короткую трель. Помотав головой, чтобы прогнать старые воспоминания, он нажал на кнопку коммуникатора.
- Стефан? Мы дома. Да, все. Когда тебя ждать? – спросила сестра подозрительно спокойным голосом.
Он вздохнул и не менее спокойно ответил:
- Вероятно, к завтрашнему вечеру, Магда. Нештатка.
Сбросив вызов, он нажал еще пару кнопок.
- Майкл? Скажи, пожалуйста, могу ли я переночевать во временной резиденции господина Джулиани, раз уж ты предпочел отпустить пациента раньше положенного времени?
***
Звонок тренькнул коротко и тихо. Леди Магда прислушалась. Нет, не показалось – кто-то незнакомый. Товарищи мальчишек не утруждали себя деликатностью, у Ренни и Джекки есть код доступа, как и у Стефана. Кибер метнулся было к дверям, но леди Магда покачала головой:
- Я сама, дружок. Спроси Ренни, не нужно ли ему чего.
- Естественный разум в настоящее время находится в стадии анабиоза, - сообщил кибер, - потребности сведены к базовым, дистанционная поддержка не запрошена.
- Неужто заснул? – поразилась леди Магда. – Спасибо, что сообщил, не нужно его тревожить, пусть отдыхает.
Она поспешила вниз, надеясь, что звонивший не сочтет невежливым ее промедление. Открыла дверь, все еще недоумевая – кто мог прийти к ним сейчас.
На пороге стояла худенькая девочка в пестром летнем платье, с «конским хвостом» на затылке.
- Здравствуйте, госпожа Крейл. Я Алина Илкин. Простите, пожалуйста, что без предупреждения. Но…
Она побледнела, сцепила пальцы в замок и подняла плечи, словно от чего-то защищаясь. Леди Магда покачала головой:
- Детка, не стоит так волноваться. Проходи, пожалуйста, в дом, сегодня слишком жарко, чтобы вести разговоры через порог.
Девочка нерешительно вошла в прихожую, благодарно кивнув. Было видно, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться.
- Присаживайся, - пригласила леди Магда, и сама подала пример, расположившись в одном из кресел в гостиной. Алина присела на самый краешек другого, глядя строго перед собой. Некоторое время в гостиной было очень тихо.
- Он… жив? – вдруг вырвалось у девочки.
– Ой, простите, госпожа Крейл, я не хотела…
- С Ларром все в порядке, детка. Он дома, отдыхает. Выпьешь со мной чаю? У нас сегодня имбирное печенье.
- Леди Алина, всякий раз, когда прекрасная дама роняет слезу, в заливе Тендо повышается соленость, - вдруг раздалось сверху. Алина вздрогнула от неожиданности, а леди Магда лишь покачала головой. Ларр, в обычном своем наряде, - черные брюки, белоснежная рубашка, жилет с серебряной цепочкой от часов, - смотрел на них, облокотившись о перила балюстрады.
- Само по себе это обстоятельство – лишь забавный курьез, не более, - продолжал Ларр невозмутимо, - но вот для яхтсменов резкое изменение плотности морской воды чревато неприятностями… Может быть, Вы сжалитесь над участниками завтрашней регаты и поможете устранить хотя бы эту переменную?
Алина, всхлипнув еще пару раз, кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Ларр подмигнул ей, но тут же выпрямился и кивнул головой, как полагалось по уставу.
- Сюда иди, балабол, - вздохнула леди Магда устало. – Раз уж проснулся.
- Да я и не спал вовсе, леди Магда, - под каблуками Ларровых сапог прогрохотали ступеньки, - у Вас неверные сведения. Алина, прошу, - он протянул ей коробку с салфетками. – У тебя, по-моему, тушь потекла.
----------------------
*
puer - лат. "мальчик"
satis - лат. "довольно"
"свободен, как птица" - это не полет фантазии Ларра-маленького, а вовсе и официальная средневековая формулировка, объявляющая беглеца вне закона. От стар. нем. fogelfrey (vogelfrei) По объявлении статуса, любой мог убить беглеца безнаказанно, а в некоторых случаях и получить за это награду. Такой статус, к примеру, был выдан Лютеру, в результате чего он был вынужден некоторое время уйти в подполье.
(Продолжение следует)
Визит. Отрывок из романа.
***
В «Чумазом Гусенке» понемногу становилось людно. Рабочий день подходил к концу. На вечер, как почти всегда по будням, намечался очередной концерт, и разноцветные нитки бус, которыми был занавешен вход, то и дело расходились в стороны – сначала треск пластика был слышен, но постепенно почти все столики заполнились, и «Гусенок» начал издавать равномерный гул.
Три часа назад, когда Стефан уже поднялся было, чтобы идти к своему скутеру, на табло его коммуникатора высветилось: «Он отказался. Прости». Майкл, как обычно, не тратил эфирное время на экивоки. Впрочем, хорошо, что успел предупредить, и на том спасибо. Было бы гораздо хуже, если бы пришлось уходить от закрытой двери «временной резиденции господина Джулиани».
Стефан пожал плечами и заказал еще один бокал лимонада. Теперь торопиться было уже совершенно некуда. Ни Ларр, ни Магда не жаждут проводить время в его обществе, а Джек… Ему еще нужно как-то все это объяснить. Но, пожалуй, пока мальчик под наблюдением и не пришел в себя, с объяснениями можно и подождать. Святые Целители, мог ли я подумать, что окажусь в настолько безвыходном положении?
Он сидел, подперев рукой голову, и старался не думать о случившемся. Разумеется, это не получалось, и картинки, одна другой ярче, вспыхивали и гасли перед глазами.
***
- Маэстро, salve! У меня получилось, правда! Можно, я покажу Вам? Ой. Простите. Вы же только что с дороги… - мальчик в коротковатой, заплатанной рясе смутился, покраснел и осторожно прислонил лютню к холодной монастырской стене. – Я сейчас!
Он исчез быстрее, чем Маэстро успел поднять руку в протестующем жесте, и вскоре появился снова, с дымящейся миской и ломтем хлеба в руках.
- Брат Франсис просил сказать, когда Вы придете, он для Вас нарочно котел с углей не снимает, говорит: «На болотах сейчас така сырость, до печенок пробирает, пущай хоть горячего похлебает». Тяжелый день, Маэстро?
Стефан взял миску из рук мальчика. И чуть не выронил – она действительно обжигала руки.
- Все хорошо, Киприан. Но как ты это тащил, puer*? Горячо ведь.
Мальчик посмотрел на него, улыбаясь:
- Если представить, что оно холодное – то не так горячо. Вы ешьте, пожалуйста, сейчас правда холодно. Или, хотите, я отнесу ужин к Вам в келью?
Стефан покачал головой:
- Не стоит, дружок. Посиди со мной. Как обстоят дела в Лоншане?
Не заставляя себя упрашивать, мальчик примостился на шатком бочонке возле лавки, на которой устроился с миской Маэстро.
- У нас новый брат. И у него хорошая, твердая рука. Он умеет прекрасные рубрики. Я иногда приношу ему краски, он разрешает мне бывать в скриптории. А недавно он дал мне пергамент и стилос.
- О, ты решил стать переписчиком? А как зовут этого нового брата? – Стефан отвлекся от похлебки, коротко взглянув на Киприана. Ревность полоснула внезапно, и он поразился, насколько легко оказалось вывести его из благодушного созерцательного настроения. «Новый брат». Ну, что же, грамотность, по их временам, это верный кусок хлеба. Не в монастыре же Киприану век коротать – слишком живой он мальчик, слишком пытливый у него ум, слишком…
«Слишком хорош он для тринадцатого века, признай это, Стефан» - раздался в ушах Маэстро знакомый каркающий голос Майкла – его давнего друга и оппонента по прогрессорским вопросам. Он мотнул головой. Мы не можем вмешиваться, мы лишь наблюдатели, я не имею права, наконец.
«Он тебе давно по душе, Стефан» - продолжил тот же голос. – «Скажи это хотя бы самому себе…»
Нет. Ни за что. Он мотнул головой, сделал вид, что полностью занят своей похлебкой.
- Я не знаю, Маэстро, - пожал плечами Киприан, отвечая на его вопрос. – Мне нравится каллиграфия. Я люблю рисовать рубрики. Только он… Брат Жильбер, - вспыхнув, быстро поправился он, смешался и замолчал.
- Тебе не нравится брат Жильбер, puer*? – спокойно уточнил Стефан, стараясь унять непривычную радость. Так, похоже, дела заходят слишком далеко, соберись, Стефан.
Киприан молчал, поддевая носком ноги расшатавшийся булыжник мощеной дорожки. Долго молчал. Стефан успел доесть почти весь свой ужин и теперь терпеливо ждал. Наконец мальчик вскинул голову, решившись. И Стефан в очередной раз поразился – редко когда встретишь настолько синий цвет глаз. А ведь не блондин, откуда же тут, во Франции, такое непривычное сочетание? Он довольно смуглый, но, возможно, это всего лишь загар. А еще он иногда вставляет в речь итальянские слова. Отец Бенволио не помнит, кто и когда принес им ребенка… Впрочем, неважно. Итак, переписчики. И этот новый брат. Жильбер? Старомодное имя. Поди, глубокий старец, пришел из другой обители, которая распалась, может, из Авиньонета.
- Это грех, Маэстро. Нельзя злословить других. Господь не велит. И отец Бенволио. И брат Жильбер – лишь орудие в mani… В руце Его, поправился Киприан, так и не признавшись ни в чем.
О том, что на самом деле творилось в башне скриптория, Стефан узнал много позже.
***
Дверь скриптория была приоткрыта. Самую малость.
Ровно настолько, чтобы шедший по ступенькам мальчик смог заметить щель и засунуть в нее любопытный нос.
Никого. Вот это удача! Главный переписчик, брат Жильбер, к которому его недавно назначили подмастерьем, похоже, не здесь, и наконец-то будет можно посмотреть, что за книги прячутся в невзрачном ящике за его пультом.
Оставив на ступеньке ведро с водой (мыть полы в обители входило в ежедневные обязанности Киприана), мальчик юркнул внутрь, даже не потревожив скрипучих дверных петель.
Сколько же у брата Жильбера книг для копирования! С чего бы начать? Он, спеша и оглядываясь, брал одну книгу за другой, вновь откладывал – слишком много картинок, непонятный почерк переписчика, греческий язык, я на нем не читаю быстро. Писание, толкование, святые отцы, литургические каноны… А это что? Короткие фразы, ритм… Песнопения? Не похоже. Картинки не духовные. И они заканчиваются… похоже. Это можно петь, и оно на вкус, как спелая земляника, а не как простой хлеб. Разве книги бывают… Такие?
Он осторожно провел рукой по кожаному переплету. Поднес книгу к свету:
Codex – значилось на титуле. Второе слово начиналось с пузатого B, а дальше было не видно. Ладно, посмотрим, что за кодекс, обычно всякие правила читать легко.
Киприан влез коленками на лавку и зачарованно принялся расшифровывать не всегда понятные, но такие притягательные значки – то на латыни, временами на местном диалекте Лоншана, изредка – почти неизвестные, наверное, германские.
Книга была совершенно не похожа на размеренные, торжественные цепочки слов, которые приходилось распутывать в текстах Священных Писаний – хорошо, что место Киприана на хорах как раз рядом с отцом Бенволио, и, когда он читает, страницу видно. Можно ее положить в память про запас, а потом, когда выдастся свободная минутка, - вспомнить и подумать про смысл. А эти слова прыгали по странице, как блохи по монастырскому приблудному псу. Прыгали парами, неуловимо похожие, и очень разные. И от этих коротких скачек становилось то жутко, то смешно.
O Fortuna
velut luna
statu variabilis,
semper crescis
aut decrescis;
vita detestabilis
nunc obdurat
et tunc curat
ludo mentis aciem,
egestatem,
potestatem
dissolvit ut glaciem.
Sors immanis
et inanis,
rota tu volubilis,
status malus,
vana salus
semper dissolubilis,
obumbrata
et velata
michi quoque niteris;
nunc per ludum
dorsum nudum
fero tui sceleris.
Sors salutis
et virtutis
michi nunc contraria,
est affectus
et defectus
semper in angaria.
Hac in hora
sine mora
corde pulsum tangite;
quod per sortem
sternit fortem,
mecum omnes plangite!
O, Фортуна,
словно луна
ты изменчива,
всегда создавая
или уничтожая;
ты нарушаешь движение жизни,
то угнетаешь,
то возносишь,
и разум не в силах постичь тебя;
что бедность,
что власть —
всё зыбко, подобно льду.
Судьба чудовищна
и пуста,
уже с рождения запущено колесо
невзгод и болезней,
благосостояние тщетно
и не приводит ни к чему,
судьба следует по пятам
тайно и неусыпно
за каждым, как чума;
но не задумываясь
я поворачиваюсь незащищённой спиной
к твоему злу.
И в здоровье,
и в делах
судьба всегда против меня,
потрясая
и разрушая,
всегда ожидая своего часа.
В этот час,
не давая опомниться,
зазвенят страшные струны;
ими опутан
и сжат каждый,
и каждый плачет со мной!
«Nunc per ludum dorsum nudum fero tui sceleris», - зачарованно прошептал Киприан, по давней привычке запоминая страницу за страницей «про запас». Так… тоже можно? Книга дышала совсем иной, грубой и страшной силой. Или… Жизнью? Той, которая бурлила за стенами монастыря?
Он снова припал к коротким, четким, прыгающим строчкам, отдался их незатейливому ритму. Бедный лебедь! Как же его так поджарили? А как сильно страдает девушка без своего возлюбленного, и как нежно он ее утешает! А до чего жалко того беднягу, который погорел от любви, наверное, свечку всю ночь не гасил, вот и поплатился…
Увлекшись, мальчик не расслышал ни звука льющейся по ступеням воды и катящегося ведра, ни короткого, вполне мирского, возгласа, и только пронзительный скрип дверных петель заставил его вздрогнуть и отскочить от книги.
В дверях, уперев руки в тощие бока, стоял хранитель скриптория, брат Жильбер. И его тяжелое дыхание не предвещало ровным счетом ничего доброго.
Мальчик закусил губу и тихо соскользнул с лавки. Бежать было некуда, - брат Жильбер стоял как раз у выхода из скриптория. Вздохнув, Киприан привычно потянул через голову коричневый шаперон. Вместо страха в нем пузырилась и пела какая-то непонятная радость. Его наставник на своего подопечного не смотрел – был слишком занят вывязыванием дополнительных узлов на белой веревке, заменяющей францисканцам пояс. Когда все «поясное вервие» покрылось круглыми выступами, брат Жильбер, не говоря ни слова, взял мальчишку за плечо и швырнул обратно на лавку. Киприан больно стукнулся губой, но подавил крик. Чем тише, тем скорее все закончится. Он подложил под голову руку – так удобнее закусить запястье, если станет совсем невмоготу. Перед глазами возникла страница только что прочитанной книги: «Sors immanis et inanis…» И эти слова помогли не издать ни звука, когда раздался рассекающий воздух свист.
***
Вылазка выдалась слишком напряженной. Стефан устало брел по двору монастыря, предвкушая долгожданный отдых. Прилечь, вытянуть натруженные долгой дорогой ноги… Хорошо, что в деревне перекусил – утренняя трапеза уже завершилась, начался час положенного отдыха, вокруг ни души, и тихо. Позвольте… Но что это?
Он остановился и прислушался. Из открытого по случаю летней жары окна скриптория доносился ритмичный свист и стук. Несколько секунд Стефан старался уверить себя, что вряд ли слышит то, что слышит. А потом, не разбирая пути, бросился в скрипторий – как был, в запыленной с дороги рясе и с котомкой лекаря в руке.
Ступеньки скользили, держаться приходилось крепко. Кто и зачем разлил здесь столько воды? Но даже если мальчишки пошалили - это ведь не то преступление, за которое… Он рванул на себя тяжелую скрипучую дверь и застыл на пороге.
Высокий монах хлестал веревкой с крупными узлами кого-то очень худенького и небольшого, лежащего ничком на скамье скриптория. Рядом валялась груда тряпок, а на пульте виднелась открытая книга.
Стефан почувствовал, как внутри разгорается небывалый гнев. Он коротко выдохнул и сделал шаг. Через мгновение, очнувшись, увидел ошалевшие от ужаса глаза монаха, свои пальцы, сжимающие узловатую веревку, и – краем глаза – безвольно свисшую с лавки руку. Отшвырнув в угол незадачливого воспитателя вместе с его грязно-белой «дисциплиной», Стефан подбежал к лавке, склонился над мальчишкой. Хвала Целителям, живой, просто обморок. Сейчас, дружок, позволь мне только…
Мальчик вздохнул прерывисто и поднял голову. Стефан увидел разбитую губу, помянул про себя все известные ему нечистые силы и хрипло бросил в пространство: «Satis»*.
Монах исчез быстрее, чем Стефан мог предположить – только скрипнули кошачьим мявом дверные петли. Не тратя времени на маскировку, «маэстро Крейл» развязал мешок и вынул флягу с обезболивателем. Посмотрел на мальчика, покачал головой и убрал обратно. Взамен достал из мешка шприц и спиртовую салфетку. Усилием воли подавил желание немедленно догнать того, кто... Все тело мальчишки было покрыто свежими рубцами, кое-где на просеченной коже проступала кровь. Морщась, Стефан ввел обезболивающее в смуглую руку. Мальчик даже не пикнул – впрочем, что ему сейчас этот комариный укус.
Как следует пропитав еще одну салфетку комбинированным препаратом, Стефан легко провел ей по израненной спине. Это уберет воспаление и отек.
Он осторожно погладил Киприана по щеке, попутно вспоминая один давний спецсеминар по техникам Сопределья, связанными с тканевой терапией, или «тканевкой». А это что за след? Святые Целители…
Плечи Киприана затряслись. Быстро растирая ладони – начинать сеанс «тканевки» полагалось теплыми руками - Стефан склонился над ним:
- Тшшш, мальчик. Сейчас.
Против всякой логики с лавки раздался… смешок. А потом глухо донеслось:
«Fortune plango vulnera
stillantibus ocellis
quod sua michi munera
subtrahit rebellis.» -
(Я оплакиваю раны, нанесённые Судьбой,
и глаза мои залиты слезами,
она делает дары живущим,
но меня упрямо обходит.)
Так вот что он читал. «Кармина Бурана», знаменитый и предельно светский опус Средневековья, который переписчики нередко прятали среди благочестивых уставных писаний. Даже запомнил пару строчек, надо же. Неудивительно, что так рассердился его патрон. Стефан положил пальцы на первый кровоподтек, озабоченно рассматривая мальчишку. Только бы не сорвался. Еще не хватало истерики. Но Киприан повернул голову, и на Стефана глянули ясные синие глаза – в слипшихся мокрых ресницах.
- Это была очень интересная книжка, - сообщил он «Маэстро Крейлу» как ни в чем не бывало. – Но, кажется, я понял, почему брат Жильбер так рассердился. Она не про жизнь в монастыре. И он, по-моему, хочет обратно. Но ему и от нас-то нельзя, он же… свободен, как птица*, как fra Lorenzo… брат Лоренц говорит, – он опять нелогично хихикнул. – И за него presa… цена назначена, нельзя ему от нас никуда.
Все ясно, и на него действует побочка нашего обезболивателя, веселится дитя. А что там за болтовня про тюрьму? И откуда эти итальянские оговорки?
Стефан осторожно переместил руки на следующий участок кожи. Как вовремя вспомнилось действенное средство… И как бы невзначай поинтересовался:
- А что значит «свободен, как птица»? А если брат Жильбер свободен – почему за него назначена цена, и почему ему нельзя лететь, куда вздумает?
«Пусть бы летел птицей, куда хочет, только бы подальше от тебя, малыш», - пролетела мысль, изумившая самого Стефана. Киприан удивленно посмотрел на чужеземца, не разбирающегося в простых вещах.
- Он же не наш. Он из премонстрантов, а к нам с год как перешел. Если узнают, что он у нас – его за смену ордена в тюрьму посадят, и очень долго там продержат. Только отец Бенволио не позволяет об этом…
Ой… Маэстро, но Вы же…
Теперь он смотрел на Стефана моляще. Прогрессор покачал головой:
- Я – гость вашего монастыря, мальчик. Не беспокойся. Я не выдаю чужие тайны.
Светлая, коротко стриженная голова опять улеглась на сложенные под щекой руки, и с лавки раздался облегченный вздох, а за ним – тихое хихиканье.
- Спасибо, Маэстро. Но как там пел зажаренный гусь!
- Лебедь? – на всякий случай уточнил Стефан, завершая сеанс. На теле Киприана теперь оставались лишь легкие, полузаметные, быстро зеленеющие полоски. Вот только рука… Он решительно взял мальчика за запястье:
- А это?
- Это я сам, - неохотно пояснил мальчик. - Отвлекает, когда брат Жильбер сильно сердится. У них там целая наука, кого и как наказывать, у премонстрантов. Только он увлекается иногда, а если кричать… В общем, лучше не надо.
Он поднялся и потянулся за своей одеждой. А Стефан вдруг поймал себя на том, что повторяет про себя таблицу умножения. На девять. И, кажется, уже не в первый раз. Когда мальчик привел в себя в порядок, поманил его – поди сюда. Взял поудобнее маленькую узкую кисть, снова протер салфеткой место укуса, положил пальцы на сухую теперь рану. И, когда края стянулись, а вместо ранки появился маленький полумесяц, не стал убирать руку. Юный пациент сносил все его «колдования» стоически, глядя перед собой ничего не видящим взглядом, как будто не на привычные пульты и лавки скриптория смотрел, а то ли внутрь себя, то ли куда-то далеко-далеко. Шевелил губами и улыбался какому-то своему счастью. Поглаживая пальцы Киприана, Стефан спросил, как бы вскользь:
- И часто брат Жильбер… сильно сердится на тебя?
- Не особенно, - махнул свободной рукой мальчик, шаря глазами по полу. - Я сегодня сам виноват – нужно было дождаться вечера, я же не знал, что он после утренней трапезы вместо отдыха в скрипторий придет.
Стефан еще раз подумал о том, что средневековье – все же очень далекое от него время. Как можно болтать и смеяться после…
Киприан тем временем соскользнул с лавки и принялся рассматривать все закоулки скриптория.
- А что ты ищешь, дружок?
- Веревку, - вздохнул мальчик, залезая под один из пультов. – О, вот она! Узлы надо развязать, так брат Жильбер велит всякий раз. А, сегодня это будет несложно, кажется, раньше он их сильнее затяг…
Чуть не вышибив дверь, Стефан выскочил из скриптория и прогрохотал вниз по лестнице. Может, брат Жильбер и впрямь свободен, как птица. Но на любую птичку отыщется свой силок.
В скриптории тем временем босоногий худенький мальчик, стоя коленями на лавке, развязывал затянутые на поясной веревке францисканца лишние узлы. В работе участвовали только его пальцы – мальчик был поглощен чтением. В самом деле, не терять же такую прекрасную возможность – брат Жильбер теперь уж точно не скоро вернется, Маэстро ведь его искать побежал. Странно, чего он так переполошился, ну, попало, так думать же надо было. Веревку развязать можно и не глядя, дело-то привычное. А всем прочим вход в скрипторий все равно заказан.
«Qui nos rodunt confundantur
et cum iustis non scribantur.»
(«Но тех, кто клевещет, они могут проклясть,
и их имена уже не попадут в книгу праведников.»)
- он озабоченно сдвинул брови, размышляя. Нет, он же не клеветал. Какой прыгучий ритм! И так легко запоминается. Кодекс Б… А вот интересно, каков же тогда Кодекс А?
***
Вспомнить о своей первой встрече с братом Жильбером сэр Стефан не успел – браслет вдруг выдал короткую трель. Помотав головой, чтобы прогнать старые воспоминания, он нажал на кнопку коммуникатора.
- Стефан? Мы дома. Да, все. Когда тебя ждать? – спросила сестра подозрительно спокойным голосом.
Он вздохнул и не менее спокойно ответил:
- Вероятно, к завтрашнему вечеру, Магда. Нештатка.
Сбросив вызов, он нажал еще пару кнопок.
- Майкл? Скажи, пожалуйста, могу ли я переночевать во временной резиденции господина Джулиани, раз уж ты предпочел отпустить пациента раньше положенного времени?
***
Звонок тренькнул коротко и тихо. Леди Магда прислушалась. Нет, не показалось – кто-то незнакомый. Товарищи мальчишек не утруждали себя деликатностью, у Ренни и Джекки есть код доступа, как и у Стефана. Кибер метнулся было к дверям, но леди Магда покачала головой:
- Я сама, дружок. Спроси Ренни, не нужно ли ему чего.
- Естественный разум в настоящее время находится в стадии анабиоза, - сообщил кибер, - потребности сведены к базовым, дистанционная поддержка не запрошена.
- Неужто заснул? – поразилась леди Магда. – Спасибо, что сообщил, не нужно его тревожить, пусть отдыхает.
Она поспешила вниз, надеясь, что звонивший не сочтет невежливым ее промедление. Открыла дверь, все еще недоумевая – кто мог прийти к ним сейчас.
На пороге стояла худенькая девочка в пестром летнем платье, с «конским хвостом» на затылке.
- Здравствуйте, госпожа Крейл. Я Алина Илкин. Простите, пожалуйста, что без предупреждения. Но…
Она побледнела, сцепила пальцы в замок и подняла плечи, словно от чего-то защищаясь. Леди Магда покачала головой:
- Детка, не стоит так волноваться. Проходи, пожалуйста, в дом, сегодня слишком жарко, чтобы вести разговоры через порог.
Девочка нерешительно вошла в прихожую, благодарно кивнув. Было видно, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться.
- Присаживайся, - пригласила леди Магда, и сама подала пример, расположившись в одном из кресел в гостиной. Алина присела на самый краешек другого, глядя строго перед собой. Некоторое время в гостиной было очень тихо.
- Он… жив? – вдруг вырвалось у девочки.
– Ой, простите, госпожа Крейл, я не хотела…
- С Ларром все в порядке, детка. Он дома, отдыхает. Выпьешь со мной чаю? У нас сегодня имбирное печенье.
- Леди Алина, всякий раз, когда прекрасная дама роняет слезу, в заливе Тендо повышается соленость, - вдруг раздалось сверху. Алина вздрогнула от неожиданности, а леди Магда лишь покачала головой. Ларр, в обычном своем наряде, - черные брюки, белоснежная рубашка, жилет с серебряной цепочкой от часов, - смотрел на них, облокотившись о перила балюстрады.
- Само по себе это обстоятельство – лишь забавный курьез, не более, - продолжал Ларр невозмутимо, - но вот для яхтсменов резкое изменение плотности морской воды чревато неприятностями… Может быть, Вы сжалитесь над участниками завтрашней регаты и поможете устранить хотя бы эту переменную?
Алина, всхлипнув еще пару раз, кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Ларр подмигнул ей, но тут же выпрямился и кивнул головой, как полагалось по уставу.
- Сюда иди, балабол, - вздохнула леди Магда устало. – Раз уж проснулся.
- Да я и не спал вовсе, леди Магда, - под каблуками Ларровых сапог прогрохотали ступеньки, - у Вас неверные сведения. Алина, прошу, - он протянул ей коробку с салфетками. – У тебя, по-моему, тушь потекла.
----------------------
*
puer - лат. "мальчик"
satis - лат. "довольно"
"свободен, как птица" - это не полет фантазии Ларра-маленького, а вовсе и официальная средневековая формулировка, объявляющая беглеца вне закона. От стар. нем. fogelfrey (vogelfrei) По объявлении статуса, любой мог убить беглеца безнаказанно, а в некоторых случаях и получить за это награду. Такой статус, к примеру, был выдан Лютеру, в результате чего он был вынужден некоторое время уйти в подполье.
(Продолжение следует)
-
-
21.11.2016 в 17:20А вопросы спрашивать можно?
-
-
21.11.2016 в 21:18-
-
22.11.2016 в 10:41Ларр - это тот Ларр, который хирург и кормил дракончика своими пальцами? Что же с ним тогда случилось, что девочка так переживала?
-
-
22.11.2016 в 12:45Если кратко - сэр Стефан долгое время работал прогрессором, действительно отправляясь в длительные командировки в прошлое Земли, в данном конкретном случае - в Европу 13 века, примерно около главных событий в истории тамплиеров. Искали там исключительные умы, слегка направляли кое-какие события, чтоб Европа банально не вымерла от чумы вся и не потеряла свой багаж знаний и опыта. Если кратко совсем. А вот непредвиденные обстоятельства никто не отменял. И маленьких мальчиков, от которых не уйти, - увы, тоже.
Ларр - да, тот самый Ларр, только еще не взрослый, а семнадцатилетний. Случилась с ним попытка исправления системной несправедливости, которая чуть не завершилась погибелью исправляющего. Но как-то обошлось.
(Полное имя Ларра - Киприан Ларрениус Джулиани. Возможно, это как-то... пояснит, каким образом связаны первая и вторая части повествования).
-
-
22.11.2016 в 13:26А бы с удовольствием почитала, да.
Киприан Ларрениус Джулиани ага, так гораздо понятнее)
Маленькие мальчики - они такие)
-
-
22.11.2016 в 13:30-
-
22.11.2016 в 13:47-
-
22.11.2016 в 14:16